Мы поехали в Кёльн втроем: Дима, его мама и я.
Дима вёл машину, мама восклицала «что ты так гонишь» и «надо было здесь припарковаться» — в общем, всячески сопутствовала процессу. Дима огрызался, и ругань падала куда-то в сторону, иногда слюной летела ей в лицо.
Я сидела на заднем сиденье и думала, как это забавно: приехать в другую страну и не нырять в неё, а так, пугливо трогать ножкой. Ведь если приехал со своими, то все как бы не по-настоящему. Смена декораций.
Хотя, скорее всего, я думала что-то вроде «ля-ля, жу-жу». Когда тебе хорошо, не хочется о заумном. Хочется успеть прожить всё, пропустить к сердцу. Чтобы оно успело за моими глазами и ногами.
Потому-то, когда мы приехали и пошли исследовать, я везде подвисала — секундочку, эй, не бросайте меня тут одну! Кёльн поражал деталями: граффити, крышечками, окурками , втоптанными в асфальт. Задворки выдавали город. Туристическое место, оно ведь как первое свидание: там всё подготовлено, где надо — не упомянуто и подкрашено.
Помню, я остановилась, чтобы заснять пластиковый стаканчик и вдруг услышала поросячий визг: ты же не собираешься это выставлять?
«Ну, собираюсь. И что?»
«Это же пропаганда, ты сложишь плохое впечатление о Кёльне!»
Я не помню, что именно она сказала, но посыл был таков. И в ту же секунду я поняла: мир сам по себе никакой. Наши суждения говорят не о мире — о нас самих.
И для меня стаканчик посреди города так же ценен, как статуя Будды во дворе или великий Кёльнский собор.
Каждый видит только то, что хочет видеть)